Вівторок, 19 Березня

Ни суеты вокруг славы, ни погони за новой славой, просто я надуваю слова, еще одно, еще пару, той формы, какой я хочу, той формы, какой они должны быть. Я СМЕЮСЬ ВМЕСТЕ С БОГАМИ.

Чарльз Буковски (из письма издателю Джону Мартину, 1991)

Буковски сидит в каждом из нас. Сидит в разных ипостасях: тут тебе – дебошир и пропойца Хэнк, похабник и скандалист Бук, и их alter ego в образе Генри Чинаского, дополняющего недостающий набор пороков. И кто без греха, пусть первым бросит в меня камень… О, Бук, вот уже более 20 лет ты не гадишь на Землю и по обе стороны реальности ангелы, хлопая крыльями, пьют в эту честь.

Барбе Шрёдер и Чарльз Буковски
(во время съемок фильма «Пьянь»)


Алкоголь

Все то, что я создаю, я делаю – пока пьян. Даже с женщинами…

(из интервью Шону Пенну для уорхоловского журнала «Interview», 1987)

Ты не умел пить. Не спорь, не умел! Алкоголь разъедал тебя изнутри так же, как в детстве угревая сыпь и фурункулы разъели твое лицо и тело снаружи. Ты заключил договор с Вакхом, забыв включить в него пункт о ненарушении личных границ, о неприкосновенности собственной плоти. В 13 лет ты начал пить с подачи своего дружка Вилли (сына спившегося военно-морского врача). Ты пил и страдал. Боже, как ты страдал. Нередко твои язвы открывались, принуждая докторов вливать в тебя литры глюкозы и чужеродной крови. Но тебе ли, взращенному на отцовских стяжательствах и хлестких издевках детей, привыкать к боли и страданиям? И ты терпел. И терпеливо писал, принимая за данность перебои с работой и голод (зачастую питаясь одним шоколадным батончиком в день).


Поэзия

…по-моему, всей поэтической сценой правят банальные, бездушные, смехотворные и одинокие ишаки…

(из интервью Майклу Перкинсу, 1967)

Ты вошел в поэзию – а точнее переполз с больничного ложа на пригорок Парнаса – в 35. Артюр Рембо к этому возрасту уже лет 15 как скинул поэзию со счетов, а Лотреамон и вовсе почил. Ты же (с посталкогольным синдромом и печатной машинкой под мышкой) с нахрапа подмял под себя Эрато[1], не преминув обуздать и ее норовистых сестер. Эгоистичный циник, ты решил в одиночку пахать эти земли. Где уж классикам тягаться с твоим просторечным оралом: шекспировский слог, поди, «нечитабелен и переоценен». А уж современникам-битникам[2] – и подавно не стоит соваться в твои пенаты. По-твоему, поэзия – это фальшивка и куча хлама? Погоди, не спеши. Есть в этой пишущей братии твой соратник через века. Имя ему – Ли Бо[3]. Он близок тебе своим нравом, неуемным воображением, эпатирующей манерой поведения и пристрастием к алкоголю. Будучи «под мухой» он пытался поймать отражение луны в реке… И, наверное, поймал.


Слава

Я не знаю, что именно сделали из меня медиа, особенно в Европе. Я не читаю рецензий – они написаны на других языках…

(из интервью Фернанде Пивано, 1980)

Слава разрушительна для всех. Для всех, кроме тебя. Она пришла к тебе около 50-ти и не успела тебя замарать. Ты любил повторять слова Хаксли: «В двадцать пять лет гением может быть каждый; в пятьдесят для этого надо потрудиться»[4]. Поэтому, к моменту ее прихода ты заручился поддержкой доброго ангела-благодетеля по имени Джон Мартин (чье издательство «Black Sparrow Press» стало твоим печатным домом, а пожизненная ежемесячная субсидия в 100 долларов – твоим гарантированным «хлебом»). Хоть ты и обращался со славой, как со «шлюхой и сукой» – тебе с ней, все же, повезло. Тебе выпало больше славы в Европе, чем в Новом Свете. Даже издав в Штатах свой первый роман «Почтамт» (написав его за двадцать ночей, при этом, выпив двадцать пинт[5] виски, тридцать пять упаковок пива и выкурив восемьдесят сигар), ты оставался тут незамеченным. Для американцев ты всю жизнь был партизаном, таким себе «завербованным» европейцем в подполье лос-анджелесских трущоб. С единственным, пожалуй, исключением – когда в двери постучался Голливуд.


Голливуд

Наверное, я никогда не верил Голливуду. Я слышал, что это – кошмарное место, но когда я туда приехал, то обнаружил, насколько в действительности оно кошмарно, кошмарно, кошмарно, черно, сплошные головорезы…

(из интервью «Книжному Обозрению Нью-Йорк Таймс», 1989)

Ты познал полную меру известности после того, как в 87-ом Фабрика Грез исторгла из своего чрева ленту «Пьянь», снятую по твоему сценарию. Культовый Барбе Шредер пригласил на роль молодого, пропитанного джином Генри Чинаски, не меньшего беспредельщика, чем ты, – Микки Рурка. Фильм стал удивительно популярен в массах. Для тебя самого это мало что могло изменить – да и на поведении твоем это особо не отразилось. Однако с одной стороны, кинематографический опыт принес тебе популярность (а уж благодаря популярности, как из рога изобилия, посыпались и материальные блага: собственный дом, новый автомобиль, компьютер). А с другой стороны, опыт работы сценаристом дал тебе роскошный материал для еще одной книги – «Голливуд», вышедшей двумя годами позже. В этом «романе негодования» ты и пролил свет на бесконечные передряги и подставы на съемочной площадке. Отлично! Ведь кино – оно как площадная девка.


Женщины

Мне повезло, у меня было 4 периода долгих отношений с 4 необычайными женщинами. Все они относились ко мне лучше, чем я заслуживал, и на ложе любви были очень хороши…

(из интервью Ф.Э. Неттелбеку, 1971)

Твои отношения с женщинами всегда были уникальны. Чего только стоит история с поэтессой Барбарой Фрай, той «светловолосой девахой», на которой ты женился в конце 50-х. Ей – техасской провинциалке и миллионерше (по совместительству) – удалось «протянуть» с тобой два с половиной года. Сбежав после развода в Индию, она сблизилась с местной религиозной сектой, где, поговаривают, ее принесли в ритуальную жертву, обезглавив.

Впрочем, «терял голову» и ты. Сначала от первых романтических порывов к некоей Джейн Куни Бейкер. Позже – году, эдак, в 62-ом – вновь из-за той же персоны (узнав, что ее больше нет). Потеря восполнялась алкоголем и килотоннами стихов, телеграфированных в Поднебесье. Ответ на запросы о женской любви пришел спустя пару лет в облике… дочери. Она стала источником любви и солнца, а также – необходимостью выплачивать алименты. Ты нарек ее Мариной Луизой и, хотя ее не было в твоих планах, сделал своею любимицей. В отличие от ее матери, твоей тогдашней сожительницы Френсис Смит, лучшими из комплиментов для которой служили – «седая хиппи», «служанка» или же «кривозубая старуха».


Смерть

В смерти нет ничего, что можно было бы оплакивать, как нечего оплакивать в росте цветка. Что уж страшно, так это жизнь, которой люди живут или не живут до самой смерти. Они не уважают свою жизнь, они попросту кладут на нее болт.

(из дневника последних лет жизни, 1991)

Ты и сам-то немолод. Ты родился стариком. Тебя возмущала смерть. Тебя возмущала жизнь. «Великие поэты умирают в дымящихся кучах дерьма», – говорил ты. И еще: «Величайшие из людей – самые одинокие». Ты умер среди «макулатурного» вороха, начав теперь уже небесное плаванье, но все так же – в одиночестве. Ты не любил Санта-Клауса, но ты любил себя. Ты считал себя самым лучшим развлечением из того, что у тебя было.

По эту сторону реальности ты был для окружающих бельмом на глазу, красной тряпкой – для толпы. Тебя равно ненавидели, как и превозносили. Ты же с одинаковым подозрением и сарказмом относился к тем и другим. Твои пьяные дебоши на десятилетия предвосхитили панковское движение. Твой образ впечатан в целлулоид, глину, винил; он раздавлен на пиксели и выброшен в Сеть. Ты оставил послед на простынях всех родильных отделений мира. Твое последнее чтиво выхолощено, как и ты: «Здравствуй, Смерть… Ты так часто промахивалась лишь на волосок, что я уже давно должен быть твоим. Хочу, чтоб меня похоронили возле ипподрома… где будет слышен последний заезд»[6].



Любимые классические композиторы Чарльза Генри Буковски

  • Бах, Иоганн Себастьян
  • Бетховен, Людвиг ван
  • Брамс, Иоганнес
  • Вагнер, Вильгельм Рихард
  • Гайдн, Франц Йозеф
  • Гендель, Георг Фридрих
  • Малер, Густав
  • Моцарт, Вольфганг Амадей
  • Сибелиус, Ян
  • Стравинский, Игорь Федорович
  • Чайковский, Петр Ильич
  • Шостакович, Дмитрий Дмитриевич

Любимые писатели и поэты Чарльза Генри Буковски

  • Арто, Антонен
  • Бо, Ли
  • Вийон, Франсуа
  • Гамсун, Кнут
  • Достоевский, Федор Михайлович
  • Ибсен, Генрик Иоганн
  • Неруда, Пабло
  • Ницше, Фридрих Вильгельм
  • Селин, Луи-Фердинанд
  • Сэлинджер, Джером Дэвид
  • Хаксли, Олдос
  • Хемингуэй, Эрнест Миллер (ранний)

  • Сайт, посвящённый творчеству и личности Чарльза Буковски: bukowski.net
  • На титульной фотографии: Чарльз Буковски © photo by Michael Montfort / bukowski.net

[1] Эрато – муза любовной поэзии; Каллиопа – муза эпической поэзии; Эвтерпа – муза лирической поэзии.

[2] Битники – представители «разбитого поколения» (англ. Beat Generation); среди основных поэтов – Аллен Гинзберг, Грегори Корсо, Гэри Снайдер, Лоуренс Ферлингетти.

[3] Ли Бо (701—762) – китайский поэт времён династии Тан.

[4] Цитата из романа Олдоса Хаксли «Контрапункт».

[5] Пинта – единица объёма в системе английских мер (1 метрическая пинта = 0,5 литра).

[6] Цитата из последнего романа Буковски «Макулатура» (1994), законченного незадолго до скоропостижной смерти от лейкемии.


Share.
Leave A Reply Cancel Reply